Саид Ниналалов: «Ислам – это одно, а идеология джихадизма – другое»

МАХАЧКАЛА, 28 декабря – РИА «Дагестан». Терроризм остается одной из серьезнейших угроз миру и безопасности. Данная ситуация не теряет своей актуальности и сегодня, нос ней активно боролись и продолжают бороться. Каждый из нас хоть раз сталкивался с заголовком «Состоялось заседание антитеррористической комиссии».

Но кто входит в число экспертов по антитеррору и чем они занимаются? На эти и многие другие вопросы мы получили ответы от члена экспертного совета при Антитеррористической комиссии Саида Ниналалова.

- Здравствуйте, Саид Ахмедханович. Вы являетесь членом экспертного совета при Антитеррористической комиссии. Расскажите, пожалуйста, в чем заключается ваша работа? Как работают эксперты по антитеррору?

Задачи Совета - оказание информационного и экспертно-консультативного содействия органам государственной власти и местного самоуправления в выработке основных подходов к реализации мероприятий информационно-пропагандистского сопровождения антитеррористической деятельности в рамках реализации государственной политики в области противодействия терроризму; научная проработка актуальных вопросов противодействия идеологии терроризма в Дагестане, а также научная экспертиза предложений по важнейшим направлениям государственной политики в этой области.

Все антитеррористические мероприятия в Дагестане должны проводиться после нашей экспертизы. Мы выделяем наиболее эффективные подходы к практической реализации задач по противодействию терроризму; предлагаем механизмы реализации государственных программ по противодействию терроризму на территории республики; оказываем научно-методическую поддержку органам государственной власти, в том числе путем привлечения специалистов ВУЗов для научно-прикладного обеспечения антитеррористической пропагандистской работы с населением, прежде всего с молодежью; разрабатываем предложения и участвуем в работе по совершенствованию законодательной и нормативной базы в области противодействия терроризму; организуем мероприятия по научному и общественному обсуждению основных направлений государственной политики в области противодействия терроризму; проводим регулярные просветительские мероприятия антитеррористической тематики с различными категориями населения; готовим рекомендации по освещению в средствах массовой информации антитеррористической деятельности; делаем научную экспертизу проектов нормативных, концептуальных, аналитических и иных документов по вопросам противодействия идеологии терроризма в Республике Дагестан. Задач множество, но мы за эту работу денег не получаем, это общественная нагрузка.

- Кто входит в число экспертов по антитеррору? (Люди определенных профессий или заслуг)

В экспертный совет включаются учёные, профессионально занимающиеся вопросами социологии, политологии, бывшие сотрудники правоохранительных органов, которые на практике сталкивались с проявлениями экстремизма и терроризма, имели непосредственный контакт с теми, кто на той стороне.

- Дагестан возвращает своих граждан, что вернулись из Сирии, которые ехали, к слову, воевать. Насколько с точки зрения безопасности такие действия эффективны?

Возможно, и есть те, кто участвовал в незаконных вооруженных формированиях, и вернулся из Сирии тайными тропами. Но про таких я не слышал. Возвращаются в основном, дети, которые родились уже там, в ИГИЛе* (террористическая организация, запрещенная в Росссийской Федерации), или попавшие туда в совсем юном возрасте. Очень редко с ними бывают мамы, которые, как правило, становятся фигурантками уголовных дел по пособничеству терроризму и участию в НВФ (незаконные вооружённые формирования). А отцы этих детей, как правило, давным-давно сгинули на этой войне «за халифат». Мальчиков, достигших 15 лет, курды держат в своих тюрьмах, бывает такое, что и женщины находятся там.

- Существует ли определенная статистика дальнейшей судьбы возвращенных?

Рано говорить о статистике судеб возвращенных. Возвращено, по данным уполномоченного при Главе Дагестана по правам ребенка Марины Ежовой, 225 детей разного возраста.

С детьми, не достигшими школьного возраста, легче. Они проще и быстрее адаптируются. А вот с детьми постарше, которые пропустили несколько школьных лет, будет нелегко. Их социализация – сложный процесс, требующий работы психологов, специалистов по антитеррору, и, конечно, учителей. Я встречался с семьей, где из Сирии вернулись две девочки 12-13 лет. Они попали под бомбежку в лагере, и сами хоронили свою маму. Как смягчить эту травму, как снизить остроту этой боли? Не знаю.

Дети должны пройти психологическую реабилитацию, снизить накал воспоминаний о войне, и за короткий срок догнать сверстников в образовании. Ими занимаются органы опеки, периодически приезжают представители самых разных общественных организаций.

Эти дети вернулись к своим бабушкам-дедушкам, их отцы сгинули на войне, у многих матери остались в лагерях. И дети находятся в той же среде, откуда выехали на войну их родители. Кто знает, чему они научат внуков, если не смогли сберечь детей?

Нами с политологом Саидой Сиражудиновой разработан пилотный проект по социализации детей, вернувшихся с мест боевых действий. Мы предлагаем организовать работу с небольшой фокус-группой «сирийских детей», чтобы выработать методику их социализации. Будем подавать проект на конкурс президентских грантов.

- Чем они (возвращенные) занимаются, прибыв на родину и не стремятся ли обратно?

Это дети. Они хотят, чтобы с ними были их родители. Не все из этих детей понимают, где находились, и от чего спаслись. Для многих из них это страшный сон.

- Какие работы/разговоры ведутся, и кто ведёт их с экстремистами. Откуда ресурсы?

О каких экстремистах идёт речь? Если о тех, кто освободился из тюрем, профилактической работы с ними практически не ведётся. Они находятся под неусыпным контролем спецслужб. Некоторые из тех, кто был осужден за пособничество терроризму, те, кто не участвовал в боевых действиях, не стрелял, не убивал, имеют шанс на мирную жизнь, на де-радикализацию. Таких ребят в Дагестане немало. Их привлекают для участия в мероприятиях, снимают в фильмах, они имеют смелость прямо рассказать о своих заблуждениях и о том, что сегодня хотят мира и спокойствия в родном Дагестане, в родной России.

Если вы спрашиваете, кто финансирует тех, кто работает с экстремистами, отвечу так. Зачастую сами дагестанцы. На призыв помочь в строительстве колодцев в Африке отзывались многие, а на деле это был аналог «Союза меча и орала» Остапа Бендера, якобы помогающего голодающим детям Поволжья. Многие перечисляют деньги благотворительным фондам якобы в помощь больным детям или семьям, пострадавшим, например, от пожара. На деле, это представление, сделанное для того, чтобы разжалобить нас. Надо быть очень внимательным. Перечислишь деньги не туда, пусть даже небольшую сумму, и окажешься, сам того не зная, в числе пособников терроризма.

- Почему в Дагестане нет переговорщиков с террористами? (Ведь есть вероятность, что таким образом удалось бы спасти чью-то жизнь, да и он мог бы пойти на сделку и сдать своих «товарищей»)

К огромному сожалению, у нас не разработана система индикаторов, по которым можно отслеживать, когда человек начинает вовлекаться в сети террористов. Он может больше времени проводить у компьютера, чаще уходить, чтобы «встречаться с друзьями». Он постепенно замыкается в себе или, наоборот, становится агрессивным, поднимать разговоры о том, что его семья живёт неправильно, не по религии, родственники и близкие не так молятся, не тому поклоняются. Тут множество ключевых точек, которые включаются яркими лампочками для тех, кто понимает ситуацию. А родители или учителя часто относят это к юношескому максимализму, не понимая всей подоплеки.

Кукловоды, которые вовлекают молодежь в террористические организации, работают адресно и методично по тщательно выверенной технологии. Они знают, где и как поддержать молодого человека, ищущего своего места в жизни, ищущего понимания жизни, они знают, как обучать его. Они очень тщательно вводят его в мир Ислама, и на первый взгляд, всё происходит правильно – 5 столпов Ислама, 6 столпов веры, Шахада, суры Корана. Но в какой-то момент возникает тема мироустройства, халифата, джихада, и человек, искренне уверовавший, начинает думать, что этот путь самый правильный.

И на этой стадии вернуть человека к нормальному пониманию религии и мира очень тяжело. В моей личной практике было несколько случаев, когда месяцы уходили на то, чтобы юноша или девушка пришли в себя, поняли, что Ислам – это одно, а идеология джихадизма – другое.

К огромному сожалению, у нас не поставлена адресная работа. И ВУЗах и в школах мы ограничиваемся лекциями, презентациями, открытыми уроками, показами фильмов, мероприятиями для больших групп людей. А нужно собирать маленькие группы и говорить с ними, слушать их, и таким образом как-то находить тех, кто имеет нехорошие настроения.

- Какие причины чаще всего называют люди, выбравшие Сирию взамен мирной обстановке на родине? Почему чаще всего они уезжают?

Самая главная причина – не в каких-то «неправильных» условиях жизни в Дагестане, в России. Люди не бегут от коррупции или от несправедливости, как утверждают некоторые «эксперты». По религии, всё, что происходит с человеком, это испытания от Всевышнего.

Людей ведет идеология, в первую очередь идеология. Они едут туда, думая, что будут строить там «халифат», государство «чистого» Ислама. Уезжают, и только попав в лагеря, становясь пушечным мясом, начинают понимать, как их обманули, но это уже другая история.

Быть праведным мусульманином – положительная черта в человеке. Но если человек переходит в радикализм, начинает навязывать убеждения свои другим людям, тут стоит задуматься – все ли в порядке с собеседником, не вступил ли он на неправильный путь.