Волшебные черновики, а чистовики – это дети

МАХАЧКАЛА, 8 февраля – РИА «Дагестан». Договариваясь о встрече с академиком, разработчиком ракетного оружия и космических технологий Шамилем Гимбатовичем Алиевым с намеченной целью, не ожидала услышать фразу о том, что мы будем говорить о черновиках… О них академик уже упоминал в своих прежних интервью, но пролистать предложил впервые, чем вызвал настоящее эмоциональное потрясение. Словно готовые издания в книжном переплете, рукописные страницы с множеством формул, записей, измышлений. И все это принадлежит одному человеку! На столах, на полках черновики и переработанные чистовики – хранят бессонные ночи, неугасимые идеи и все, что можно охарактеризовать словосочетанием – гений академика.

ХОТЯ БЫ ТЕНЬЮ ВЕЛИКАНОВ

– Все когда-либо завершается: завершается научная работа, завершается все то, чем ты был занят – иногда удачно, иногда не очень. Как правило, чем выше ранг нравственных страданий, как это ни странно, тем менее удачной оказывается жизнь. Хотя я глубоко уверен, нравственные страдания, которые сопровождают человека, превосходят все любые формы удачи. Вообще красота реальных образов бесконечно уступает образам духовных построений. Духовной модели, способности прикоснуться к прежним эпохам, цивилизациям, быть частичкой в этом огромном океане, где плавали великие люди и где ты способен быть хотя бы тенью этих великанов. Себе я давал такую формулировку: я – их сумма, не в том обычном смысле, а там, где каждое слагаемое гораздо больше меня. Но поскольку я оказался к ним сопричастен, то мне принадлежит лишь небольшая ленточка, которой я связываю мысли. Я не преувеличиваю эту ленточку и не преуменьшаю.

Всякая жизнь подходит к концу, всякие духовные построения, всякие возможности, и так или иначе человек должен уйти. Уйти с работы, уйти из жизни. Иногда это тоскливо, иногда – не очень. Очень много случаев, когда уходят добровольно, много случаев, когда людей «уходят», очень много случаев, когда пожалели, что ты ушел, немало людей, которые градом аплодисментов встречают твой уход. Я считаю, правы и те, и эти. Почему? Тебя не должны сильно волновать ни те, кто тебя сильно поддерживает, ни те, кто по каким-то причинам против тебя. Важно, что ты всю свою жизнь искал уголечек, которым мог бы зажечь какую-нибудь задачку. И ты должен быть благодарен людям – и тем, и другим, и Высшему разуму за то, что тебе целых 80 лет, и безо всяких признаков истощения ты можешь творить и быть под постоянным волшебством прежних поколений. Мне кажется, это то, что сопровождает любого до смерти влюбленного в идеи ученого. Что заставляет меня думать о качестве человека? Я бы сказал так: для каждого ученого его кухня – это черновики. Черновики, в которых есть страдания. Плакать куда проще, чем страдать без всяких признаков страдания. Крики – это не трагедия, молчание – вот это трагедия.

Я бесконечно переживаю, что у меня не нашлось сил и всех остальных способностей спрашивать у своих учителей: а где ваши черновики? Огромное количество людей, к жизни которых я был очень сильно привязан. Последние 30 лет я почти ежедневно вспоминаю их и думаю, перелистать бы их черновики. И если в них добросовестно покопаться, обязательно что-то найдется еще. Чистовики – это те же самые черновики, только немного причесанные. Поэтому был бы такой бесценный материал, все выстраданные учеными черновики назвать «волшебными черновиками». А чистовики – это дети. У детей нет прошлого, поэтому они счастливы. У кого есть прошлое, он несчастен. Все счастливые счастливы одинаково, а каждый несчастный – несчастлив по-своему.

Оценки великих людей для меня, как ордена, как имена. Корабль поплывет так, как ты его назвал. Зачем горцы подбирали своим детям достойные имена? Чтобы эти имена им помогали. Я знаю людей, у которых вместо имени кличка, и это их вполне устраивает.

Мое поколение выросло в то время, когда государство позволяло укрепить свою страну, свою республику. Я 50 лет лезу из кожи вон, и когда чувствую себя неважно, моей таблеткой является гром аплодисментов, звучащих в моих ушах. Возвращаясь из любой командировки, я шел к детям и думал, что бы им такое выдать. Я уверен, по числу искренних аплодисментов все 10 первых мест принадлежат мне.

Но, возвращаясь к черновикам, я рыдаю о том, что не у всех великих людей они сохранились. У меня на даче вдоль линии забора выставлены 10 досок, и все они исписаны вдоль и поперек. Приехавший из Белоруссии журналист, узнав о черновиках, был в таком изумлении, что решил побывать со мной на даче и увидеть рабочие доски, на которых я пишу. Я смотрю на черновики, как на волшебство, под которое ты попал. Подобно праведникам, чувствующим себя счастливыми, поскольку попали под волшебство Корана. Ни для кого не секрет, что в священных писаниях, в том числе и в Коране, науке отводится ранговая высота, но почему? Многолетние нравственные страдания приводят к тому, что внутри тебя исторически укрепляется нрав, который позволяет прочно стоять на бетонной опоре и головой уходить в небеса. Черновики являются твоей частью, и при этом с помощью черновиков легко развернуть свою душу любому ребенку и взрослому, который способен стать ребенком. У Хемингуэя был свой критерий, по которому он делил людей на два сорта – тех, кто видел тигра, и кто его не видел. И если позволительно перефразировать, я делю людей: 1) на детей и 2) на взрослых, способных стать детьми.

БОЛЬШИЕ СКОРОСТИ – БОЛЬШИЕ ПРОМАХИ

Дело в том, что нравственных страданий становится все меньше и меньше. Люди так запущены, в такие скорости… Самая большая неприятность, какую человек способен создать себе сам – это скорость. У высшего разума нет скорости. Большие скорости означают большие промахи. Немедленно включиться в любую проблему означает примерно, как, если немедленно потребовалось бы до завтра организовать роды. Что касается меня, я никогда никакому своему предпочтению не изменял. Предпочтение доделывает человека до человека.

Самая большая проблема – большие скорости. Большие требования к другим людям, не имея при этом абсолютно никаких требований к себе.

Если удовольствие не связано с вместимостью души, все уроки будут от сатаны. С удовольствием идешь в пасть к дьяволу. Ученый человек, если он выстрадал свои удовольствия, исправляет свои ошибки. Человек с большими скоростями, который переключается в любую сторону независимо от нравственного веса, свои ошибки распределяет по какому-то неизвестному закону. Поэтому беспокоятся по пустякам люди из-за отсутствия вместимости души. Боль, крики не так опасны, как сила молчания. Вся жизнь состоит из пустяков, которые мы преувеличиваем.

Плохое занимает много места, но весит мало. А нравственное доброе занимает мало места, но весит много.

Внутри страны, внутри мира должна быть такая социальная база ученых, врачей, учителей, музыкантов, которая является ядром организующим и… усиливающим гражданское общество. Чтобы восхищаться детьми, на это требуется особое дарование. А если они не слушаются… значит, нужно время, чтобы они слушались. Это доставляет удовольствие в сопровождении с чудовищной ответственностью.

Расул Гамзатович как-то мне сказал: «На первом курсе в Литинституте все были поэтами, на третьем курсе – половина были критиками, на последнем курсе почти все стали критиками, остались два-три поэта». Растет число контролеров, число людей, которые почти ничего в жизни не сделали, но хотят заставить отчитаться за то, что было сделано за последние 150 лет. А я частенько за последние 40 лет задавался вопросом. Я сам себе предъявлял претензии, а ты что сделал? Не себе, а кому-нибудь?

Когда мне школьник или студент приносит свой черновик и показывает задачу, я становлюсь его собственностью. И да, моя наивная идеология: она может спасти мир? Нет, конечно. Но можно спасти хотя бы одного мальчика. Мы же люди, спасенные тем, кто распял себя идеей, и без этого люди не обращают внимания ни на что.

ПЕРЕИЗДАЮ СЕБЯ

Я считаю волшебные черновики должны стать основой всех чистовиков. Когда мне не по себе, я перелистываю черновики и переиздаю самого себя. Я как набор тренировочных программ, и я все время занят переизданием самого себя. Вот это множество идей, каждая из которых пылает огнем. Но этот огонь не обжигает. Идеи светят. О плодах даже речи не идет. Каждая идея не может приносить плод. Множество идей, в которых развивается одна фантастическая схема мироздания, которая тебе принадлежит – только страдания. А что в них хорошего? Я не считаю вполне состоявшимся того человека, который написал заявление и требует разбирательства, даже если с ним поступили плохо. Означает ли это, что ты со всем согласен? Нет, конечно. Поступили так? Ну, пусть поступили. Любое усилие не может быть сразу выше оказываемого сопротивления. Что такое сопротивление, знает только тот, кто кавалерийским наскоком не решает задачи. Облюбовывает их.

Мы с таким увлечением на больших скоростях едем на автострадах. А я сторонник козьей тропы. На тебя горы смотрят, орлы. Над тобой парят орлы и под тобой. Все автострады мира аморальны. Там, где большие скорости – большие неприятности. И поэтому, возвращаясь к общей теме… если у человека есть чистовики и нет черновика: в поэзии, наверное, это допускается. Я знаю многих людей, которые сочиняют на ходу. Но я не знаком ни с одним случаем в технике подводной и надводной, аэрокосмической, чтобы какая-то проблема была решена кавалерийским наскоком. Бесконечные переживания, как ни странно, продлевают твою жизнь. Как ни странно, наше здоровье зависит не от того, как мы кушаем или спим, оно зависит от того, как наша голова сопричастна к частям тела. Поэтому свое состояние я называю: спокоен, как водопад. В древние времена на вопрос, как жизнь, отвечали – в потоке. В потоке! В потоке идей, которых становится тем больше, чем выше ты влюбляешься в этот поток. Ты капля в этом потоке. Ты и капля, ты и поток. Ты в потоке или нет, все это видят. И тем журналистам, которых интересует ответ на конкретный вопрос, я рассказываю о писателе Антоне Чехове, который начал в свое время бессюжетный разговор. Он говорил: нет вообще отдельно взятого сюжета в мире. А бессюжетное требует высочайшего уровня ответственности, потому что ты плывешь в потоке идеи. И эти идеи, в которые ты был влюблен, выполняют роль нити Ариадны в этом потоке мироздания.

Гонка вооружений идет по всему миру. Мир принадлежит капиталу. Да! Но постепенно мир будет спасен не капиталом, а идеей.

Есть особые формы искусственного интеллекта, которые позволяют стране гордиться своим чадом, выдающим такие идеи. В некоторых государствах есть суперкомпьютеры, занимающие огромное пространство. Когда я интересовался, сколько кондиционеров понадобится, чтобы их охлаждать, и сколько энергии они потребляют, мне ответили: примерно столько, чтобы осветить один город, а кондиционеров нужно примерно 80 тысяч, чтобы охлаждать эти компьютеры. А я задаюсь вопросом: зачем тогда ИИ? Мозг затрачивает только 2 ватт энергии… а кондиционеры и вовсе не нужны. Поэтому на первый план выходит проблема скоростей. У того, кто любит большие скорости, не будет ни одной книги с черновиком. Черновики создают человека со своей походкой, со своей козьей тропой, со своей силой молчания. И самое главное – человек вообще не предъявляет претензии ни к кому, он предъявляет претензии к самому себе и на этой нравственной высоте чувствует себя в сопровождении безгрешных богов. А кто они? Дети.

Конечно, бурно развивающийся искусственный интеллект поднят на очень высокую планку в нашей стране и в других развитых странах, но нужны еще попытки создавать интеллект с «фарами», направленными внутрь человека. Это означает: чувства без знаний не эффективны, а знания без чувств бесчеловечны. Другими словами, будущее – за искусственным интеллектом, позволяющим хотя бы в первом приближении оценить потенциальные возможности детей, школьников и студентов вместо никак не оправдывающего себя ЕГЭ.